Предсонье

— Видите ли, — сказал Кот. — Видите ли...

Я видел. Он лежал возле замшелого дуба, по коре которого шла глубокая борозда от цепи. Может быть, золотой. Может, позолоченной. Теперь уж и не узнаешь, потому что самой цепи больше не было.

— Вы хотите спросить, не продал ли я цепь, — полуутвердительно сказал Кот.

— Не хочу, — сказал я.

Кот укоризненно покачал головой.

— Вы даже во сне не любопытны, — сказал он печально.

Я любопытен, даже очень. Но вместо своих вопросов во мне сейчас слишком много чужих ответов. И если я дам слабину, они вырвутся в мир и бросятся врассыпную.

“...Дуб был на месте. Спиною к нему стоял в глубокой задумчивости на задних лапах кот Василий. В зубах у него был зажат цветок кувшинки...”

“...Но ученый сукин сын — цепь златую снес в Торгсин, И на выручку, один — в магазин...”

“...В телеге сидел Кот. Огромный чёрный Кот с белой звёздочкой на груди и со страшными стальными когтями...”

Так, это я куда-то не туда заехал. Вернусь-ка я назад.

Кот был на месте. Но ни белой звёздочки на груди, ни стальных когтей, ни цветка кувшинки у него не было.

— Она стёрлась, — сказал Кот. — Цепь, про которую вы не спросили. Ходил, таскал её за собой. Направо, потом налево. Я думал, она перетрёт дуб — а вышло наоборот. И когда это случилось... когда её не стало... тогда я понял, что мне от неё уже не избавиться. Никогда.

Я очень хорошо его понимал. Давным давно, в стране, которой больше нет, я раз за разом читал сборник забавных и печальных миниатюр под названием “Учёные сказки”. Я зачитал ту книгу до несуществования, но разве после того, как она исчезла, я стал меньше к ней привязан?

— А ведь я вас помню, — сказал я. — “Если мне предлагают одно из двух, я выбираю третье”. Правильно?

— Я вас тоже помню, — сказал он. — Так вы что, всю книгу выучили?

— Не знаю, — сказал я. — Может быть, наоборот — та книга выучила меня?

— Звучит двусмысленно, — заметил Кот.

— А потому, — подхватил я, — выбирая между двумя смыслами, не следует ли поискать третий?

— Шутки, — сказал Кот. — Апории...

Я посмотрел в его печальные иудейские глаза.

— Феликс Давидович, — сказал я. — Перестаньте прятаться, выходите.